Евгения Изварина

* * *
Она хотела подойти,
заговорить,
и подошла уже почти,
но, так и быть,

не подошла, тут подошёл
восьмой трамвай,
и я, как в ад, в него зашёл.
Не предавай

моей тоски — врата узки —
своё лицо,
вот тут на шее завитки,
вот это всё.

Нет, отвернулась — что ж теперь,
там муж, семья.
Трамвай звенел, закрылась дверь.
Погугли мя.

из подборки
https://znamlit.ru/publication.php?id=9307

* * *

Отец лежит в коробке с детской железной дорогой.
Его нужно аккуратно собрать, поиграть и сложить обратно.
Пошел снег и отец превратился в лыжи на антресолях,
“Здравствуй, отец!”.
Отец всегда рядом: он мяч на футбольном поле,
Он велосипед и коньки, звенящая мелочь в кармане.
На катушечном магнитофоне “Маяк” его голос,
Можешь включить отца и послушать знакомую сказку.
Что ты помнишь?
Игрушечная железная дорога, лыжи, мяч,
Коньки собираются в кучу и превращаются в отца.
Подойди к зеркалу, поздоровайся.

из подборки
https://litpoint.org/2024/07/25/14289/

Звезда Ништяк


Если раньше тебе светила звезда Полынь,
то теперь тебе ярко светит звезда Ништяк.
Реновации — мимо, и газ православный зарин,
есть повод, чтоб выпить, но что-то с тобою не так.
Это «что-то» всего лишь деталь, невидимая в микроскоп,
услада натуралиста, на воздух набрасывающего чулок.
В чёрном небе — остатки маршальского мундира:
то сверхновая гавкнет, то вообще не найдёшь командира…
Настасья Филипповна — плохое кино и курьёз,
князь Мышкин пошёл на сцену и скоро получит ленту.
Они ведь тебе не ровня, так что ты принял всерьёз
дары простаков-волхвов?.. Они принесли не ренту.
И звезда Ништяк, возможно, равна дыре,
то ли чёрной космической, то ли слегка вагинальной.
И кто из неё родится в рубашке или коре,
огурец-Капитолий иль просто ремонт капитальный?..
Я б из двух выбрал лучше звезду Полынь,
она честнее лубочного позитива.
Она — эсперанто, понятнее, чем псалтырь.
Ведь Бог теперь говорит не с помощью нарратива.
И если звезда Полынь отдаёт тебе то, что может:
ядовитую воду, нуклиды, атомный перманент,
то звезда Ништяк распрямляет тебя, как хочет,
если даже сутулый, как арбалет.
С нею опасно играть в непонятки и фанты,
она начисляет гранты, ты должен быть на виду.
А потом на сухие ветки хипстер повяжет банты,
и ты с новогодней ёлкой в одном ряду.
И если Господь со своей славой
едет в первом вагоне с конца состава,
то твой бизнес-класс ему явно не в кайф…
Но это не значит, что кончится дольче лайф.
Это не значит, что гавкнет, как пёс, внезапно
всё, что приносит тебе миражи в пустыне:
видишь оазис, лес, и дева идёт, как цапля,
но как ты догонишь её на своей дрезине?..
Ты думаешь, что упадёшь всей тяжестью баобаба,
мир заплачет, солдаты выстроятся в каре…
И кто-то гитару возьмёт, как чужую бабу,
и на бёдрах подцепит ми или ре…
Но в сухом остатке тебя никто не заметил,
не заметят жизни, заметят лишь полный крэш.
И звезду Ништяк, сорвавшуюся с петель,
на мусорном полигоне засунут обратно в печь.

отсюда
https://magazines.gorky.media/druzhba/2024/5/zvezda-nishtyak-2.html

Вок-Вок

Еду с ёлкой рождественской, значит — живой,
На автобусе ветхом с работы домой.

И не пьян, а отравлен банкетом слегка,
В ночь такую напиться — нашли дурака!
Завершается тихий с мороза отсчёт,
Приближается новый отчаянный год.

Ощущают продрогшие кончики дно,
Но весна впереди и в кармане вино.

Как на рёбра ни жмёт пассажирская рать,
В закопчённый — под инеем даже видать, —

Точно в звёздное небо, гляжу в потолок…
Димка Месяц со мной и рассказом «Вок-Вок».

Самолёт побежит и, взлетев, долетит.
Девяносто четвёртый нам счастье сулит.

На последней площадке зубами стучу,
Символ веры, как проклятый, молча учу.

Возвращение

Когда моя тётка была балериной,
А я был бессмертен и мал,
Шагал напролом, настигаем ангиной,
И жар меня, сжав, донимал.

Потом расступались еловые ветки
В краю непролазных болот,
И за километром дорожной разметки
Я слышал, что поезд идёт.

Вот здесь и вступали высокие скрипки
Дыханья на взмах моего,
И больно срастались во сне по ошибке
Мой пульс и колёс торжество.

И чьи-то тянули тяжёлые руки
В прокуренный тамбур меня,
— Куда вы? — Куда мы? В Великие Луки,
А сзади Казань без огня.

Но, выброшен пьяными проводниками —
Видать, надоело тянуть, —
Я падал в колючую насыпь руками,
Вставал и разыскивал путь.

И сквозь нестерильную сеть снегопада
Звезды прозревая оскал,
Бежал, и раз надо, так надо, раз надо —
Так поезд во тьме затухал.

И я возвращался, наверное, чудом
В утробу ребёнком земным
И спал до утра под периновым спудом,
Согретый свечным и печным.

* * *
от игры не убудет почём куда
карта перелегла а октябрь всегда
слабина пелена толчея вокзал

клён что жара не вынесет разве знал

разве нами торгуют из-под полы
не под флагами копоти балы
под цветами окалины и дождя

клоуны вернулись но цирк исчез

как смешался бы листопад войдя
в переполненный поезд
в горящий лес

* * *

не верят в кукловода куклы
не признают его за власть
и посылают на три буквы
того кто им разинул пасть
а в зале зрители смеются
да так что кажется вот-вот
все их верёвочки совьются
в канат или канал сольются
в один надорванный живот

* * *

Когда кричит ночная электричка,
я не могу волнения сдержать
и я кричу: умолкни, истеричка,
и умоляю дальше продолжать.
Никто из наших, русских и почти что,
не может не почувствовать укол,
когда кричит ночная электричка,
быть мужиком, не спрашивать по ком.

* * *

Уж истекла его гарантия,
но всё колеблется листок.
Уже его честная братия
вся полегла наискосок.
Уж ветру пишут ветви голые
в петиции берестяной:
заколебала аллегория
уже
душевной простотой.

из подборки 2000 г. https://magazines.gorky.media/znamia/2000/4/azbuka-morskaya.html

Дерево

Я знаю: мое дерево
Не проживет и недели,
Я знаю: мое дерево
В этом городе обречено,
Но я все свое врем
Провожу рядом с ним,
Мне все другие дела надоели.
Мне кажется, что это мой дом,
Мне кажется, что это мой друг.

Я посадил дерево.
Я посадил дерево...

Я знаю: мое дерево
Завтра может сломать школьник,
Я знаю: мое дерево
Скоро оставит меня,
Но пока оно есть,
Я всегда рядом с ним,
Мне с ним радостно,
Мне с ним больно.
Мне кажется, что это мой мир,
Мне кажется, что это мой сын.

Я посадил дерево.
Я посадил дерево...


Троллейбус

Место мое слева, и я должен там сесть,
Не пойму, почему мне так холодно здесь,
Я не знаком с соседом, но мы вместе уж год.
И мы тонем, хотя каждый знает, где брод.
И каждый с надеждой глядит в потолок
Троллейбуса, который идет на восток.

Все люди - братья, мы - седьмая вода,
И мы едем, не знаю, зачем и куда.
Мой сосед не может, он хочет уйти,
Он не может уйти, он не знает пути,
И вот мы гадаем, какой может быть прок
В троллейбусе, который идет на восток.

В кабине нет шофера, но троллейбус идет,
И мотор заржавел, но мы едем вперед,
Мы едем не дыша, смотрим туда,
Где на долю секунды показалась звезда,
Мы молчим, но мы знаем, нам в этом помог,
Троллейбус, который идет на восток.

Нам с тобой

Здесь не понятно, где лицо, а где рыло,
И не понятно, где пряник, где плеть.
Здесь в сено не втыкаются вилы,
А рыба проходит сквозь сеть.
И не ясно, где море, где суша,
Где золото, а где медь.
Что построить, и что разрушить,
И кому, и зачем здесь петь?

Нам с тобой: голубых небес навес.
Нам с тобой: станет лес глухой стеной.
Нам с тобой: из оплеванных колодцев не пить.
План такой - нам с тобой...

Здесь камни похожи на мыло,
И сталь похожа на жесть,
И слабость, как сила,
И правда, как лесть.
И не ясно, где мешок, а где шило,
И не ясно, где обида, а где месть.
И мне не нравится то, что здесь было,
И мне не нравится то, что здесь есть.

Нам с тобой: голубых небес навес.
Нам с тобой: станет лес глухой стеной.
Нам с тобой: из оплеванных колодцев не пить.
План такой - нам с тобой...
Черная ночь да в реке вода - нам с тобой.
И беда станет не беда. Уезжай!..
Так, была не была, прости и прощай!..
План такой - нам с тобой...

отсюда
http://bdn-steiner.ru/modules.php?go=page&name=Poezia&pid=61101

* * *
блаженны живые просторна
бесследных касаний казна
всё верно
и ветошью дёрна
что книзу уже поползла
пластами по краю земному
маслами халвы и ухи
сентябрь осеняет солому
и перворождённые мхи
туман как прыжок с электрички
свинцовой звезды недолёт

и снегом пропахшие спички
прохожий в окно подаёт

* * *
ночью струится по чёрной фольге
дым-позолота, ползёт по дуге
прежде молочной, теперь меловой
поезд познания вниз головой
то есть - трубой и заклёпками крыш
крапом плацкарт на гонконг и париж
шторками цвета воды питьевой
лица за ними заклеены тьмой
два машиниста, калым пополам
всех отовсюду везут по домам
2014

Весной сорок пятого

Мелькал дома и опушки,
Дымился туман над водой,
И мылся в гремящей теплушке
Чуть свет лейтенант молодой.
Он ждать не хотел остановки,
Входя в ослепительный день.
А сзади его для страховки
Держали за брючный ремень.
Стоял он в летящем вагоне,
Судьбу принимая свою,
И лили ему на ладони
Воды неудобной струю.
В разбитом очнувшемся мире,
Мечтавшем забыть про беду,
Уже километра четыре
Он мылся на полном ходу.
Смеющийся, голый по пояс
Над самым проемом дверей.
И яростно нес его поезд
В пространство - скорей и скорей!
Пред странами всеми, что плыли
В предчувствии мирной страды,
Военного пота и пыли
Усердно смывал он следы -
Весной сорок пятого года,
Своею удачей храним...
Солдаты стрелкового взвода
Как в раме, стояли за ним.

В кузове. 1945

Оставшаяся памятка:
Мадьярский город Мор.
Конечно, водка - палинка,
Вино сухое - бор.

Мы едем. Бочка в кузове,
И наш стрелковый взвод
Пьет - от души, от пуза ли -
И шланг передает.

Друг дружке... Сколько разного
Потом прошло, ушло...
Но - солнце светит ласково.
Весна. Совсем тепло.

Скажу последней строчкою,
Что для иных в судьбе
Тот тесный кузов с бочкою -
Поминки по себе.