Евгения Изварина

Весной сорок пятого

Мелькал дома и опушки,
Дымился туман над водой,
И мылся в гремящей теплушке
Чуть свет лейтенант молодой.
Он ждать не хотел остановки,
Входя в ослепительный день.
А сзади его для страховки
Держали за брючный ремень.
Стоял он в летящем вагоне,
Судьбу принимая свою,
И лили ему на ладони
Воды неудобной струю.
В разбитом очнувшемся мире,
Мечтавшем забыть про беду,
Уже километра четыре
Он мылся на полном ходу.
Смеющийся, голый по пояс
Над самым проемом дверей.
И яростно нес его поезд
В пространство - скорей и скорей!
Пред странами всеми, что плыли
В предчувствии мирной страды,
Военного пота и пыли
Усердно смывал он следы -
Весной сорок пятого года,
Своею удачей храним...
Солдаты стрелкового взвода
Как в раме, стояли за ним.

В кузове. 1945

Оставшаяся памятка:
Мадьярский город Мор.
Конечно, водка - палинка,
Вино сухое - бор.

Мы едем. Бочка в кузове,
И наш стрелковый взвод
Пьет - от души, от пуза ли -
И шланг передает.

Друг дружке... Сколько разного
Потом прошло, ушло...
Но - солнце светит ласково.
Весна. Совсем тепло.

Скажу последней строчкою,
Что для иных в судьбе
Тот тесный кузов с бочкою -
Поминки по себе.

* * *
вряд ли потрогать
тень цеппелина

чтоб не по локоть
лунная глина

беглая лепка
окон плацкарта

шлюпка и щепка
пинта и кварта

прочерк и раса
крестик и дата

пепел с каркаса
аэростата

Экстренное погружение

у неё эльфийские уши и голубые глаза
и волосы отливают на солнце как молодое руно
если б она спросила — я бы ей всё рассказал
но мы с ней в вечерней маршрутке погружаемся на самое дно
водитель похоже сталкер не берёт денег говорит отдадите если нас заметут
задраивает наглухо двери затыкает уши закрывает глаза
врубает «полёт валькирий» заводит мотор
и тут маршрутка взлетает как пьяная стрекоза

и нас вжимает в самое пекло в кресла сидений в последний ряд
и мы забываем о прошлом о будущем о том есть ли у нас вид и род
водитель в ужасе оборачивается и смотрит назад
а у него в салоне — из людей огород

и тогда перекрикивая рёв драконов и др. мудаков
он кричит: погружение всем пристегнуть ремни
и мы падаем плавно и медленно среди грифов и облаков
и она берёт меня за руку

и гаснут огни


из подборки
https://magazines.gorky.media/ural/2020/9/novye-skazki-i-mify-narodov-mira.html

* * *

Я на крыше паровоза ехал в город Уфалей
и обеими руками обнимал моих друзей —
Че́репа и Водяного, щуря детские глаза.
Над ушами и носами пролетали небеса.
Можно лечь на воздух синий и почти что полететь,
на бескрайние просторы влажным взором посмотреть:
лес налево, луг направо, лесовозы, трактора́ .
Вот бродяги-работяги поправляются с утра.
Вот с корзинами маячат бабки, дети — грибники.
Моют хмурые ребята мотоциклы у реки.
Можно лечь на синий ветер и подумать-полежать:
может, правда, нам отсюда никогда не уезжать.
А иначе даром, что ли, жёлторотый ротозей —
я на крыше паровоза ехал в город Уфалей?
И на каждом на вагоне, волей вольною пьяна,
“Приму” ехала курила вся свердловская шпана.

отсюда
https://magazines.gorky.media/znamia/2000/3/gornyj-inzhener.html

***
Жизнь стринная, перекадышная, пережиточная,
Но с водкой на васильках, без аспидов и василисков.
А потом фабрика прядильно-ниточная.
Мы работницам руку засовывали в трусы и угощали их сигаретами "Плиска".
А потом на бичевозе ехали до станции Талица Свердловской железной дороги.
На остановках выскакивали из вагона и плясали вприсядку.
Проводница обещала то вызвать милицию, то повыдёргивать нам ноги.
Но мы доезжали до талицкой свадьбы и там чугунели по порядку.
Жизнь созоновская, щербаковская, покровская.
Нас отправляли рыть картошку в село Борки.
Всю ночь не кончались полюции, потому что снилась и снилась Софья Львовна Перовская.
А мы в Борках набрали волжского и сидели на земле, как коматозные хорьки.
Жизнь неудаха, жизнь неугасимка.
Я чувствую себя, как спасённый русским военным клипером арапчёнок Максимка.
отсюда
https://iris-sibirica.livejournal.com/3994290.html

* * *
Жизнь, чтоб время убить спроста,
счёт до ста, (и ещё - до ста) -
ещё как себе не нужна:
это – пчёлы и поезда,
это тешится тишина
хором трещин в стальных пазах,
это рельсы гудят – а ты
спи, ветшающий на глазах,
спи, вкушающий темноты
ломти – мёд на меду, в кусках,
самый белый его налив…

- громыхающих сот состав
ни на волос не отстранив.

АНДРЕЙ ТАВРОВ

Красные губы

Осенью рука долгая как голубь
забывает откуда пришла и себя забыла
лодка по небу плывет кричит как гуси
в облака лицо свое окуная

от крика до крика не развести руки
с совой на плече без головы бродяга
смотрит через сову на листопад и поезд
голова с очами летит на север

с лиц серебро сходит ведь близко уже ангел
с серпом и трубою а в поезде едут
мужи и девы и молчат годами
вспоминают кого забыли на перроне

а забытая ходит по станции кривит красные губы
имя свое выговорить не может
а выговорит рухнут небесные звезды
ожившие шевелящиеся как огонь иль лодка

досель красных лебедей кличет станица
разгибают смертную букву как рука подкову
и черемуха выпуклым веслом загребает воздух
и качается в любовниках красное пламя

ОТСЮДА
https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2016/8/vygovori-menya.html

* * *
Спадало колечко, сказало: - отлично, возьми другое…

Детское и недостоверное,
тайное и слепое:
спальные вагоны катятся, но сновидения спокон веку
обосновались в плацкартных, общих: свесится с полки
кисть с колечком – сразу же пожмёт человеку
руку кто-нибудь - из бессрочной ли самоволки,
с прогулки ли через дважды сухую реку…

* * *
Вспять, вспять - распускает луна полотно, вязанье,
вереницы глухонемых гонит за полночь по вагонам,

океан, отражённый невыплаканными слезами,
кладбища бороздят по путям торговым,
разноязыки и многовёсельны, как галеры,

не меняясь, не старясь - как между людьми обманы -
ходят тучи.

...Как медленны ночи, как мы - мгновенны:
засыпать, просыпаться, расстраивать Божьи планы...

* * *
вкруг да около как ни глупо
не для выгоды – погодим
где кому-то был – вдох, кому-то
выдох – повод ещё один
чисто – выстоять, не готовясь

как не знает забот иных
встречный ветер
бессрочный поезд
осязанию – позывных