* * * В крошеве шлюзов шлифуя высот алмаз, ветер держать, словно битого клин стекла, наперевес, ничего не меняя в нас, должен прибой –
чтоб мелодию повела лестница смерти, словно свирель, - за ним; комната жизни вся – как дверной проём, и где кричат слепые: «Горим, горим!» - свет поступает как хочет с поводырём…
* * * Жестикулируя беспало, перегорая по кругам, как – город? А ни жив, бывало, ни мёртв: зеркальный балаган глядится в пасмурную прорубь, кофейной копотью пропах дух октября – почтовый голубь со снегом во первых строках…
* * * Подбери с земли, ковырни гвоздём – у высоких стен, как трава, растём, на траве – дрова, во дворе бельё пачкает звёздная пыль,
в неё рассыпается, камешек огранив, предыстория для своих о том, как Тот, Кто и есть Любовь, родился, крестился и погиб; как жасмин причаливает – и вновь отплывает под качелей скрип, как растворяется, не скорбя, белое – в белом…
Как все сады, смерть завораживает себя – жизнь пожинает её плоды.
* * * …люди были как вести – искры мёда и стали из пустыни, где зной улыбается стуже, и по скатерти алой кубки пододвигали смерть с любовью – чей ближе? Заглядывал глубже Иисус в умолчанье, поведать не смея, что тропинка по гребню волны – камениста…
Ревновали бы верные, было бы время: не длинней, не короче – прокрустова искра…
