Евгения Изварина

* * *
Поднимется песок к поверхности реки
и вновь уйдёт на дно. И лёд покроет воду.
Все пальцы на курках, а руки коротки.
А берега реки заполнены народом.

А полынья скрипит, вихляясь на воде.
А в ближних деревнях идёт престольный праздник.
А в дальних городах, которых нет нигде,
кривая полынья кривляется с экранов.
А с птичьей высоты не видно ничего,
поскольку вместо глаз у птиц в глазницах камни.
А спутники летят. И все до одного
затворами они трясут, как кадыками.
1986

* * *
Где твоё Беловодье, твой белый покой?
Где поля молока, по которым ты ходишь?
Здесь зимой - алюминиевые полозья,
запах бойни над сдавленной этой зимой.

За лесами, густыми, как травы ночей,
за горами оранжевыми и густыми
есть пространства, невидимые и пустые,
где на белой воде отпечатки ступней.

Оглянись, уходя по пространствам воды,
ты увидишь, как с берега этого мира
мы глядим на тебя, но тебе не видны -
всё равно. Оглянись. Ветер движется мимо.

Что ты помнишь ещё - обо мне и о нас?
Ничего. Ты поёшь удлиннёные песни,
пляшешь, плещешь в ладнони - но плавно, нерезко.
Здесь зима. День становится меньше на час.

Острова в Беловодье твоём, острова.
И вздымаются в небо гусиные стаи.
И невидимая прорастает трава
сквозь следы в молоке. И следы зарастают.
1988

Гамлет

«Куда шагаем, братцы?» —
Печальный принц спросил.

«Идем за землю драться,-
Служака пробасил.-
За нашу честь бороться,
За кровное болотце
У польских рубежей».

«За вашу честь?
Ужель...»

Коли! Руби! Ура!
Пади, презренный трус!
Несметных тел гора,
Предсмертный хрип из уст,
Костей пьянящий хруст,
Пальбы разящий треск,
Пора!- гремит окрест.
Пора идти на приступ!
За честь!
За крест!
За принцип!
За землю!
За прогресс!

… Над тем болотцем стон
Который век подряд,
А в королевстве том
Опять
Парад.
Скрежещущих громад
Нелепая чреда —
Ползет, ползет тщета,
Дымится шнур запальный.

И смотрит принц опальный
С рекламного щита.
1965

Источник: https://poemata.ru/poets/suharev-dmitriy/gamlet/

Сегодня из ЖЖ узнала о его смерти. Жаль до невозможности. Многосторонне талантлив был, но главное - человеком был первого сорта...

***
Тот сон, в котором я бегу
в объятья верному врагу,
он мне напоминает
тот свет, оправдывавший быт,
что в белой комнате стоит,
и пыль в луче играет.

И снова видеть этот сон —
как с неба падающий звон,
как долго жить без солнца
и верить в смелые лучи,
которых не было почти,
но пыл их остаётся.

***
Когда успокоятся дожди
Просохнет земля в саду
Ты скажешь пению приходи
Ответит оно приду

Как в детстве легко и почти до слёз
Пощипывает в носу
Так в летстве летействе ему всерьёз
Я себя принесу

Я вспомню фонарики и один
Из них что все время гас
Как сердце погасло тогда в груди
У одного из нас

И лодочкой белой плывет июнь
Обманывая печаль
И звуки для песен от а до ю
Дарит моим ночам

- стихи из сообщения о ее смерти https://t.me/polka_academy/5546
Ничего о последних годах ее жизни я не знала, но было время (хотя она жила в США) - встречались в Екатеринбурге и Москве, общались, понимали друг друга, радовались друг другу. Она была не похожа ни на кого... А зато похожа на свои стихи. По закону "Человек - это стиль".
Светлая память!

автобиография и стихи из "Депозитария Уральской поэтической школы"
https://mv74.ru/upsh/elena-suncova

"Луна принадлежит Республике. Марс - Советам. Титан - Республике. Ганимед - полностью советский. Но Ио и Каллисто по Гринвичскому договору наполовину принадлежат Республике, наполовину - Советам.
По главной улице главного поселения на Ио проходит невидимая линия. По одну сторону линии поселение известно как Нью-Питсбург. Другая сторона называется Нижний Магнитогорск."
С. Корнблат. Авантюристы. перевод Ю. Беловой

Фта-Моргана 2. Сб. зарубежной фантастики. - Нижний Новгород, 1991

* * *
…хлябь, зыбь, царица черепах,
шероховатые в шипах
скрижали панциря: найти -
кто имя дал тебе в пути,
какому множеству дорог
там снишься, где и боль – залог,
но голосами крепок дом
пчелиный, даль – не подо льдом,
высь – от карниза, глубина –
до заповеданного дна…

* * *
Два только раза, оказывается, плакал Наполеон,
когда уже был императором,
оба раза по своим генералам.
А в детстве, наверно, вообще не плакал,
только мучил двух братьев,
одного бил, другого кусал,
и всегда успевал первым наябедничать матери,
так что наказывали искусанного и побитого,
в общем, та еще сволочь была.

Битый небитого везет.

Два раза отрекался Наполеон от престола,
в последний раз в пользу сына: бедный ребенок,
ведь если ты взрослый,
но закроешь глаза и сложишь ладони,
как будто ты молишься или молишь,
то эти ладони в прыгающей темноте покажутся тебе детскими.

Я закрыл глаза, сложил ладони,
они оказались дитячьими:
там небитый небитого на руках несет,
там цыплячий бисер цыпленка зовет,
тот клюет его, как с голодного края, клюет.
А мама у цыпленка лиса сверхтревожная,
говорит: не жадничай, клюй осторожно,
а то будешь желудком опять болеть,
за живот, крылышкуя, хвататься.

А цыпленок ей (или я) в ответ:
Не хочу открывать глаза, не хочу сюда просыпаться.

из подборки
https://magazines.gorky.media/wp-content/uploads/2024/07/dmitrij-vodennikov-stihotvoreniya.pdf

50 лет назад сказано:


ВОЗРОЖДЕНИЕ

Есть русскость выше, чем по крови:
Как перед нравственным судом,
Родившись русским, при погроме
Себя почувствовать жидом.

Но, на Руси ища Вандею,
В иконы пулями плюясь,
Пошли в чекисты иудеи,
Как черносотенная мразь.

Всех заодно одемократив,
Потом, как в шлак, в один барак
Швыряли вас, как равных братьев,
Иван-дурак, Исак-дурак.

Народов братство было люто.
Шли по велению вождя
То русский, то грузин в малюты,
Грузин, как русских, не щадя.

Власть соловецкая давила
Народ с тупым, кривым смешком,
Как лапотком лжерусофила,
Кавказско-римским сапожком.

И, прежде выбитый, внедрялся
Как шагистический недуг,
Дух офицерства, генеральства –
Не русский дух, а прусский дух.

Когда, пути не различая,
Ты понеслась по крови луж,
Русь – птица-тройка чрезвычайки,
Кренясь от груза мертвых душ?

И несмотря на лавры в битвах,
В своей стране ведя разбой,
Собою были мы разбиты,
Как Рим разгромлен был собой.

И даже у ракет российских
Есть в судных всполохах зарниц
Звук угрожающий раздрызга
Последних римских колесниц.

Неужто русские, обрюзгнув,
Свое падение проспят,
И в новом Риме русско-прусском
Произойдет сплошной распад?

Но есть еще в Россию вера,
Пока умеют русаки
Глазами чеха или венгра
Взглянуть на русские штыки.

России внутренняя цельность
Не в реставрации церквей,
А чтобы в нравственность как в церковь,
Вводили мы своих детей.

Безнравственность – уже не русскость,
Но если нравственность жива,
Россия выстоит, не рухнет,
Отринет римский путь Москва.

А новый Рим – необратимо
Пускай развалится в грязи.
Где на Руси паденье Рима –
Там возрождение Руси.
18 – 24 июля 1974 года

отсюда
https://vazart.livejournal.com/6823959.html

* * *
Никто не верь – надейся всяк:
в поверженное время – так
распятий воткнуты мечи,

но сколько их ни приручи,
в них сколько молний ни ударь –
не человек убит, но Царь,

не козырь, но закон таков,

казнима роза облаков,
невозмутимая вдвойне,
на малом - и большом огне…

*
Юными надменными глазами
глядя на билет, как на пустой,
держит по истории экзамен
граф Лев Николаевич Толстой.

Знаменит он — едок и задирист —
только тем, что граф и вертопрах,
тем, что у него орловский выезд,
тем, что у него шинель в бобрах.

Граф молчит, угрюмый, диковатый,
как волчонок, худ, большеголов,
ну а перед ним дундуковатый
враг его — профессор Иванов.

Зависть к титулованным запрятав,
он от жёлчи собственной прокис.
Мерзок дундукизм аристократов,
но страшней плебейский дундукизм.

А от графа запахом дворянским
хлещет раздражающе, острО:
чуть одеколоном, чуть шампанским,
лошадьми, пожалуй, даже «trop».

Иванов бы сам хотел так пахнуть
и, за это тайно разъярён,
«Нуте-с, что же вам подскажет память?» —
графа сладко спрашивает он.

На лице плебействует сиянье —
ни полслова граф не произнёс.
«Изложить великие деянья
Николая Первого» — вопрос.

Скучно повторять за трепачами.
Скучно говорить наоборот.
Пожимает граф Толстой плечами
и другой билет себе берёт.

Но билеты — словно осмеянье.
Как их можно принимать всерьёз?
«Изложить великие деянья
Анны Иоанновны» — вопрос.

Кто вы, составители билетов,
если, пряча столькое в тени,
о деяньях просите ответов,
а о злодеяниях — ни-ни?

Припомадят время и припудрят
и несут велеречивый вздор.
Кто сейчас историк — Пимен мудрый
или же придворный куафёр?

Как Катюшу Маслову, Россию,
разведя красивое враньё,
лживые историки растлили —
господа Нехлюдовы её.

Но не отвернула лик фортуна, —
мы под сенью Пушкина росли.
Слава богу, есть литература —
лучшая история Руси.

Шмыгает профессор мокроносо.
«Нуте-с, не пора ли, граф, начать?»
Граф Толстой выходит. На вопросы
граф Толстой не хочет отвечать.

И профессор нуль ему как выдаст!
Долго ждал счастливой той поры:
нА тебе за твой орловский выезд,
нА тебе за все твои бобры.

Нуль Толстому! Выискался гений!
Нуль Толстому! Жирный! Вуаля!
Тем, кто выше всяких измерений,
нуль поставить — праздник для нуля.

А Толстой по улицам гуляет,
отпустив орловский выезд свой,
а Толстой штиблетами гоняет
тополиный пух на мостовой.

Будут ещё слава и доносы,
будут и от церкви отлучать.
Но настанет время — на вопросы
граф Толстой захочет отвечать!

А пьянчужка в драной бабьей кофте
вслед ему грозится кулаком:
«Мы ещё тебя, графьёныш, к ногтю…»
Эх, дурила, знал бы ты — о ком…

Лучшие из русского дворянства —
фрак ни на одном не мешковат! —
лишь играли в пьянство-дуэлянство,
тонко соблюдая машкерад.

Были те повесы и кутилы
мудрецы в тиши библиотек.
Были в двадцать лет не инфантильны —
это вам не следующий век!

Мужиком никто не притворялся,
и, целуя бледный луч клинка,
лучшие из русского дворянства
шли на эшафот за мужика.

До сих пор над русскими полями
в заржавелый колокол небес
ветер бьёт нетленными телами
дерзостных повешенных повес.

Вы не дорожили головою,
и за доблесть вечный вам почёт.
Это вашей кровью голубою
наша Волга-матушка течёт!

И за ваше гордое буянство —
вам, любившим тройки и цыган,
лучшие из русского дворянства, —
слава от рабочих и крестьян!

(Е. Евтушенко. из поэмы "Казанский университет"
https://rustih.ru/evgenij-evtushenko-kazanskij-universitet/

НА КАРТИНУ КАРАВАДЖО
«ОБРАЩЕНИЕ САВЛА», (1600–1601)



Разве имя сменивший отбросит меч,
разве реки вспять потекут?
Но, плашмя упав, забывает речь
и навис лошадиный круп.

И копыта тяжки его коня,
и грохочет: Из Тарса Савл, —
вторит: Савл, зачем ты гонишь Меня?
Это Павел, не Савл упал.

Он встает, пошатываясь, другим,
потирая плечо, ребро.
Говорит: Я Твой слуга, Господин.
Медяки раздает, серебро.

Удивлен ли был или озарен,
обращен как к морю река?
Но был взят на службу другим Царем
и ветра — несли облака.

из подборки
https://magazines.gorky.media/ra/2024/2/na-dvojnom-okne-prirody.html