разрушенные листья тополей
ржавели на асфальте в переулке.
канючил дождь,
и мой сосед по дурке
намазывал на хлеб столярный клей
и чай прихлёбывал,
а я...
я пас стада
поблизости от Иерусалима.
и время шло и проходило мимо.
на севере шумели города
Эфраима...
Заречный, Куртамыш...
и я кричал: "пощады вам не будет".
на крик мой в белом появлялись люди
и мягко говорили мне: "шалишь",
"шалишь, голуба", - говорили мне,
и я, своей судьбы не замечая,
жил, умоляя их о тишине,
страшась не разглядеть слова,
и чаем
сосед мой хлюпал,
прорезая щель
в беззвучии,
и клей глотал, икая.
и за окном стоял мужик в плаще,
насмешлив, зол, правдив, непромокаем
ржавели на асфальте в переулке.
канючил дождь,
и мой сосед по дурке
намазывал на хлеб столярный клей
и чай прихлёбывал,
а я...
я пас стада
поблизости от Иерусалима.
и время шло и проходило мимо.
на севере шумели города
Эфраима...
Заречный, Куртамыш...
и я кричал: "пощады вам не будет".
на крик мой в белом появлялись люди
и мягко говорили мне: "шалишь",
"шалишь, голуба", - говорили мне,
и я, своей судьбы не замечая,
жил, умоляя их о тишине,
страшась не разглядеть слова,
и чаем
сосед мой хлюпал,
прорезая щель
в беззвучии,
и клей глотал, икая.
и за окном стоял мужик в плаще,
насмешлив, зол, правдив, непромокаем