* * *
Вот осень возьмётся за столоверченье –
себя и не слыша, сама и не чая –
что знает её ледяное корчевье
о зябнущем разуме пчёл умолчанья?
Они уже умерли – в улье и в поле,
на впалых щеках этой маски – ни грима,
ни горя, лишь осень оставит слепое
прикосновение, дальше гонима
пчелиным отличием духа и тела,
и где перевёрнутыми зеркалами
столы не накрыты – ей плещет портьера,
и голуби ищут:
- Моргана?
Мегера? –
кому ворковали?..
