Ярость прошла весь круг, и стрелок стал глиной -
в трещинах зренья промыты водой речной
шорохи сердца, накрытые мешковиной,
пустоши неба, расшитые бечевой,
где по сорнякам журавлиной масти,
чисто черту падения подвела,
словно рука (только - не помощи, а власти)
через полёт протянутая стрела...