кого угодно, Пушкина – ни-ни!
ни черных фалд, ни тросточки, ни строчки.
а осень перелистывает дни
и веки декадентски препорочно
подводит столь, что – плюнуть и зажить -
как Пушкин друг, в какой-нибудь деревне,
где дождь стучит, как черт, как пушкин сын,
по подоконнику и женским нервам,
но Анна грозно вновь вздымает длань –
княгинею Морозовой, с последней парты –
не троньте нашего, хрустальную гортань,
удачливого Бонапарта,
опору и надежу, жаркий лоб,
взгляд королевича, ах, горького сластену,
Ивановна Марина, вся озноб,
пылка и пепельна, и небонтонна,
того же жаждет: руки прочь
от скалозуба, боже, донжуана,
способного лишь взглядом истолочь
гранит сердец, бугристый лед Фонтанки!
о, женщины, о, юбки, их табак,
стихи и юность в пепел обративший,
любовь пестра, как шутовской колпак,
любовь пуста, как чеховские вишни,
и благодать – забыту девой быть,
и ждать дождей, пить мирно водку с няней.
Лес. Утро. Мокро. Пушкин по грибы
уходит, возвращается с грибами.
отсюда
http://grymbzdik.livejournal.com/197319.html
