пишет
***
что же еще что же еще что же еще
блестят в темноте глаза
блестит в темноте другая вода
выплывает из рукава
острая рыба раздувшийся дирижабль
куриная слепота
липкая тень
на плоской воде
я не хочу быть здесь сидя на берегу
глядя вниз имея в виду
страх почти идентичный сну
я не могу
***
три белых голубя сидят на каштане,
отбрасывают две тени.
жалость – это то, что нас всегда побеждает,
даже верней, чем время.
простые слова даются труднее,
даже если этого и не знаешь.
страх всегда засыпает в холодной постели,
и ты вместе с ним замерзаешь.
так говорить трудно, так трудно,
даже и не верится, что живая.
я до сих пор не знаю, кто там наверху, наутро,
вытряхивает, пыля, квадратный коврик пространства.
и пух и снег голубиный плывут, мешаясь,
покачиваясь, сталкиваясь с тобой и друг с другом,
как глаза незнакомой ладонью, опять закрывая
горизонт, и понимаешь: чудо –
не знать ничего, не верить,
что может быть что-то иначе.
зима расставляет деревья в поле, как странные вещи
в стеклянном шкафу, что-то пряча,
легкое, маленькое, в рукаве, в ботинке –
платок, ненаписанных – три, два? - письма,
как на старинной картинке,
где плачут влюбленные. И все-таки – тишина.