***
смыкая губы в тонкую дугу
пока дремали глиняные боги
я прогибала радиоволну
в тугие и бессмысленные строки
слетаясь над антенной тишины
толкаясь и дразнясь на три-четыре
из горла голубиной глубины
со мною говорили-говорили
две с половиной жизни подарили
и обе тянут к илистому дну
так вот что, дорогие, мы в эфире
не оставляйте здесь меня одну
неслышный мой город
неслышный мой город созрела его скорлупа
из плоти и пыли и если страница легка
то ты ее вспомнишь и будешь читать из горсти
прозрачного летнего утра где после шести
я так и стояла в ладонях стеклянной травы
и лопасти неба кружились внутри головы
***
медея входит в воду и воды холодеют
и голоса грубеют проваливаясь в воду
медея водит воду рука ее горбата
живот ее обернут дрожащими камнями
живот ее огромный округлый переспелый
заполнен шевеленьем травою и тенями
и рыбьими глазами продавливая воду
медея выдыхает слепыми сыновьями
***
оттого ли сечением золотым
развернулся звенящий и зимний день
что привиделся мне земляничный дым
не прошедшей памяти о тебе
или руки сложены как в полет
камыши шумят открывают рот
их зеленый хохот пчелиный снег
говорит из небесных сот:
ты стоишь почти состоишь из слёз
и бурятский ветер твоих волос
для него как имя как звук воды
поднимающийся до звезд
* * *
медленно-медленно птицы едят с руки
проваливаются в ладони
высыпаются из груди
молится тихий голос с пятого этажа
в синие десна улиц
смотрятся сторожа
черные зерна печали люди несут в себе
мир засыпает с миром
в ангельском рюкзаке
