* *
*
Целовались в парке — и страх стыда
трепетал, метался и гас.
Пусть текут прохожие, как вода,
изумленно глядя на нас:
положи мне голову вот сюда —
вот сюда, я спячу сейчас!
Аравийский запах твоих кудрей
и Кааба черных зрачков
говорили, кажется: ночь мудрей
очевидной толщи веков;
ночь сама прошепчет: “Бери скорей!” —
Но я днем пылал, бестолков.
А когда темнело, то я немел,
замирал, не смел, не умел —
неумел, несмел: лишь пучок омел,
а не мрамор крепкий, не мел...
Все слова — лишь звонкая медь монет,
все писанья — ветер, прости.
Ничего на трепетном свете нет,
кроме сердца в тесной сети
смертоносной плоти: Творцу вослед
я могу рукой провести —
от ребра к бедру, миллионы лет
и все расы стиснуть в горсти!
