Мой милый дирижаблик, дирижа…
воздушных поцелуев содержа…
Твой божий дар – огонь внутри корзины,
и ты его небрежно, не спеша
несёшь, как будто мальчик мандарины.
Ну что ты прицепился, цеппелин,
размякший в детских пальцах пластилин,
к моим словам, к моим земным заботам?
Я тоже иногда люблю людей,
мой божий дар – детдомовских кровей,
он в подворотнях финкою сработан…
Небесная босота, шантрапа,
потоков восходящих хрипота!
Ты – рашен мен – бесшумен и бесстрашен,
и безнадежен в помыслах иных…
Ты – Бредбери своих сожжённых книг
и пьяный бред армейских рукопашен.
И в этом я завидую тебе –
коль нет судьбы – не думай о судьбе,
срывайся вниз расплавленной резиной,
насвистывай сквозь дырочку в виске!
Но, словно жизнь, качается корзина
и держится на женском волоске.
Высшая слабость – любить
Пошатываясь после перепоя,
морские волны делают кульбит,
за что я был пожалован тобою
такою высшей слабостью – любить?
И осторожно из бутылки вынут
и переписан, как сплошная ложь,
а волны то нахлынут, то отхлынут,
не возразишь и на фиг не пошлёшь.
Октябрь влачит пробитые запаски,
а в трейлере – прохладно и темно,
обнять тебя, читать стихи-раскраски,
смотреть в перегоревшее окно.
Мы состоим из напряженных линий,
сплошных помех и джазовых синкоп,
и плавает Феллини в клофелине,
и бьётся в черно-белый кинескоп.
отсюда
https://45ll.net/aleksandr_kabanov/stihi/#abazhur
