Маринованный огурец ходит на православную службу, старается не пропускать.
Возвращается домой, вздыхает и погружается в пряный маринад.
На службе никто не обращает внимания, терпеливо стоят рядом.
Мало ли что, кто мы такие, чтобы судить?
«Нету сил моих больше, отче!» — жалуется священнику огурец во дворе.
Священник молод, он ещё никогда не разговаривал с огурцами, а только ел.
Священник ищет нужные слова и не находит,
Крестит огурец и спешит домой к пятерым детям,
Говоря себе, что, пожалуй, более огурцы есть не станет, даже в пост.
* * *
Ему предложили стать главным российским поэтом на ближайшие двадцать лет.
Он наотрез отказался и ответил:
«Вам очень удобно, чтобы российскую поэзию
Представлял человек взвешенный и рассудительный.
Одновременно чтобы был он ещё издатель и переводчик,
А если и критик в довесок, то это уже мечта несбыточная.
Не какой-то там обычный выдающийся поэт.
Сподручно такого возить по ярмаркам,
Как циркового медведя, один билет и один гостиничный номер полагаются ему,
Единому во множестве литературных ипостасей.
А ебанутых и непредсказуемых, пусть и не пьющих уже, завязавших поэтов,
Вам представлять мировой общественности рискованно:
В любой момент шандарахнет, выйдет конфуз.
Нет, извините, поищите бездарнее кого и бесчестнее чтоб меня.
Я ж человек, да, умеренный, хоть и пью.
Ценят меня, уважают в кругах от матушки нашей ещё Екатерины.
Вот она умела приветить, бабушка наша, ебанутого на всю голову поэта, царица на то была,
Хоть и мёрли, как мухи, без счёта при ней, дохли поэты в безвестности,
Как и сейчас».
из подборки
http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2019-39/pukhanov/
