Этот гоблинский, туберкулёзный
свет меняя — на звук:
фиолетовый, сладкий, бесслёзный —
будто ялтинский лук.
В телеящике, в телемогиле,
на других берегах:
пушкин с гоголем Крым захватили,
а шевченко — в бегах.
И подземная сотня вторая
не покинет кают,
и в тюрьме, возле Бахчисарая —
макароны дают.
Звук, двоясь — проникает подкожно:
чернослив-курага,
хорошо, что меня невозможно
отличить от врага.
Инструкция
Фотографируй еду
перед тем как с нею
фотографируй еду
станет она вкуснее
Фотографируй ну
жник в котором люди
нам подают войну
будто пейзаж на блюде
эти бинты и йод
не просыхают с мая
может и смерть пройдёт
кадры свои спасая
Фотографируй срез
времени в чёрно-белом
чей там зубной протез
щерится под обстрелом
Сквозь гробовую щель
фотографируй лица
о жена моя вермишель
гречка моя сестрица.
* * *
О том, что мыло Иуды Искариота —
любило веревку Иуды Искариота:
а кто-нибудь спрашивал хрупкую шею
предателя и патриота?
О том, что ваши бомжи —
смердят сильнее наших бомжей,
о том, что ваши ножи —
острее бивней наших моржей:
а кто-нибудь спрашивал вшей?
И эта страсть — иголка на сеновале:
её лобок обрастает верблюжьей хной,
а то, что мы — людей, людей убивали,
никто и не спрашивал: что со мной?
Вдали отгорают хилтоны-мариотты,
восходит месяц с хунтой ниже колен:
сегодня мы — террористы,
а завтра мы — патриоты,
сегодня вы — патриоты,
а завтра — пепел и тлен.
Остановись, почтенный работник тыла,
там, где каштаны цветут в глубине Креста:
во времена Иуды — не было мыла,
да и верёвка была бесплодной, петля — пуста.
из подборки
https://45parallel.net/aleksandr_kabanov/na_yazyke_vraga/