* * *
Г. Ш.
Любовь моя бедна -
не дарит, не карает:
последняя, она
всегда такой бывает.
Она была такой
всегда. Да мы не знали.
А мы её порой
случайной называли,
не зла, не хороша,
с начального начала,
как старшая душа
при младшей продышала.
Высокие дела
и вечное сиротство
она перемогла
по праву первородства.
Не слава, не слова,
не подвиг, не награда,
она ещё жива,
когда другой не надо.
Она в последний час
присядет к изголовью,
она и после нас
останется любовью.
Задумаешь понять,
да по ветру развеешь.
Затеешь вспоминать -
и вспомнить не успеешь.
* * *
Когда устала страсть
от сладости и боли,
когда судьба сбылась
помимо нашей воли,
печальна и проста,
как заговор негласный,
вечерняя звезда
скатилась и погасла.
И нежный звёздный прах,
нашедший наши лица,
стал солью на губах
и пылью на ресницах,
травой взошёл вослед,
и люди стали выше,
и различили свет,
пылающий над крышей.
Свободны и легки
от тяжести заплечной...
И плакал каждый встречный
от счастья и тоски.
Днестровский лиман
1
Ох, матушка моя, хохлушка и кацапка,
таврических степей двоюродная бабка,
куда как ты зимою хороша.
Вольно тебе равниной расстилаться,
вольно тебе полгода умываться
снегами из небесного ковша.
К лицу тебе холодные светила.
Куда же, бабка, внучку отпустила -
под эллинов, под мраморных богов.
С больших ступеней Крымского нагорья
с разбегу в бездну Средиземноморья,
под сень благословенных парусов.
Легко тебе, кормилица благая,
и к северу, и к югу напрягая
рожденные тобою племена,
катить свои медлительные реки
и крепкой ниткой из варягов в греки
увязывать моря и имена.
* * *
Так среди прочих щедрот,
летних, садовых и влажных,
вздрогнешь и вспомнишь однажды -
господи, липа цветет!
Мёд от земли до небес,
утренний воздух дарёный -
и среди прочих чудес -
венчик её оперённый.
Ласковый шёлковый пух
бедные губы щекочет -
слово не найдено. - Дух.
Дышит. И дышит, где хочет.
* * *
Ю. Казарину
Ты не друг мой любимый,
не добрый брат,
нас с тобою не страсть и не дом связали,
мы с тобой породнились тому назад
не измерено, сколько веков и далей.
Тогда хлеб был пресен
и беден кров,
и земля неоглядна, суха, сурова,
и цари отличались от пастухов
только тяжестью крови и даром слова.
* * *
Какие там поклонники? Она,
дурнушка, нелюбимая жена,
и мужу-то понравиться не смела,
и всех его поклонниц и гостей,
всегда к нему спешащих, а не к ней,
покорно принимала и терпела,
никак не отличая никого...
И после смерти мужа своего, –
а значит, небо этого хотело, –
пережила их всех до одного
и схоронила всех, кого сумела.
Зато потом, пока была жива,
наследница, законная вдова,
все мужнины тетрадки и блокноты
и прочие бессмертные дела
от всякого разбора доброхотов,
редакторов, агентов и сексотов
оберегала и уберегла.
И, совершив свой невозможный труд,
– Ах, матушка, так долго не живут...
– Живут, живут... – у ней хватило силы
на то ещё, чтобы в последний срок
исхлопотать заветный ордерок
на подселенье в мужнину могилу.
Когда её – великая эпоха
иссякла, – выносили за порог,
споткнулись вдруг и уронили гроб:
жалели мало и держали плохо.
Уж так её, упрямую старуху,
отметила судьба. И сам Господь,
как соль земную, брал её в щепоть,
а не водил под локоток, как шлюху.
* * *
Всё обернулось к лучшему,
к сроку сбылось, сошлось,
вызрело, перемучалось,
во-че-ло-ве-чи-лось...
и никому не хочется
плакать и падать ниц
в молодость, в одиночество,
в проводы синих птиц.
Вынеся из чистилища
право на прочный дом,
снова в силки, в узилище,
в птичий базар, в содом,
в пере-полёты свальные,
в ломкие этажи,
в чайки многострадальные,
в ласточки и стрижи?
В гибельную, подспудную
жажду: не уходи,
в селезня с изумрудными
звёздами на груди?..
отсюда
http://www.marginaly.ru/index.html