* * *
Кто залечивает трещины,
Млеком время обратя?
Для мужчины муза – женщина,
А для женщины – дитя.
В этой сладкой непохожести
Нисходящих голосов
Места нет бессмертной пошлости –
Только жажда, только зов,
Грозный вал живого ужаса
Пустоты и немоты!
Дай остановиться, вслушаться,
Убедиться: ты...
* * *
Надейся... Боже мой, на что? –
На свет в прихожей,
И чтобы слёз твоих никто
Не потревожил.
Остался миг, последний шаг –
Чуть меньше даже, –
До – где твои надежды, всяк
Сюда входящий?
Надейся... Холодом ползя
На половицы,
Зимы блестящая змея
Вокруг змеится.
Её горячие зрачки –
Смола и сажа.
Но ты не чувствуешь почти,
Не знаешь даже –
Надейся, ибо смерти нет,
И жизни тоже.
Ты вечно забываешь свет
В своей прихожей.
***
Как тополиный пух к протянутой ладони —
Душа моя к тебе. Любого сквозняка
Достаточно — о, нет, хотя бы просто вспомни,
И словно бы ко мне протянута рука.
Душа моя — к тебе… Тончайших этих линий
В горячей пустоте прочерчено насквозь
Бесчисленно, и я пушинкой тополиной —
Нежданная печаль или незваный гость —
Тревожу твой покой, и вся его громада
Колеблется, дрожит и рушится к ногам…
О, тополиный пух — июньская досада,
Прибитая дождём к дорожным берегам, —
Он всё ещё летит с закрытыми глазами!
Вот так душа моя, не ведая обид,
В июне как во сне, в миру как на вокзале
К тебе летит…