и все они умрут и будут жить.
и эта, в платье с ляжками и грудью,
и этот с мелкой беспокойной ртутью
в глазах,
и тот, что так смешно бежит
за псом, а тот за птицею,
и тот,
вдыхающий густую папиросу
за столиком.
он щурится и пьёт
прохладное,
и смотрит на барбоса,
на бегуна, на платье, на детей,
измазанных мороженым,
на мужа,
целующего их,
на то, как кружит
над черепицей стая голубей,
на площадь потемневшего коня
и всадника,
на шум имперских улиц...
спасибо вам, оставившим меня
средь белого вина, дрожащих устриц
и солнечного света во плоти,
запахнутого в голубой сатин...
и лишних поцелуев не бывает.
на ратуше гудят колокола,
течёт вино,
летит, летит стрела.
летит стрела и в сердце застревает.